– Послушайте, как вы по стуку форточки можете утверждать, что в квартире кто-то жил? – разочарованно переспросил следователь. – И почему именно женщина? Может, деловой партнер пришел? Может, форточка распахнулась от ветра?

– Извините, – категорично возразила Светлана, – мне лучше знать, кто там жил. Почему Денис Григорьевич сказал, чтобы я больше не приходила, что в ближайшие дни ему помощь не нужна. Почему сказал, чтобы я явилась в обычное время, утром, но только девятнадцатого числа. Хотя раз жены нет – ему ни приготовить, ни постелить некому. Как раз мои услуги нужны! Значит, там была другая женщина. И он решил погулять денька три в свое удовольствие, а я бы им мешала. И я насмотрелась в других семьях, как супруги развлекаются один без другого. И надо вам сказать, если хоть какой-то стыд у людей оставался, обычно на эти дни меня отсылали в отпуск. Так что эта схема мне прекрасно знакома! Я уж знаю, что потом жена или муж все равно догадаются, и ничего хорошего не будет. Так что я слова Дениса Григорьевича близко к сердцу приняла. Иногда ведь после таких выкрутасов увольняют домработницу, хотя та одна ни в чем не виновата.

Но к чести своего последнего хозяина, Светлана отметила, что, когда она явилась убираться, не было заметно никаких следов пьянки. Обычный беспорядок, пустые бутылки только из-под боржоми, и грязной посуды не больше, чем всегда накапливается за три дня.

– А может, ваш хозяин просто от всех устал? – предположил следователь. – Захотел пожить один?

Вы вообще видели какие-то приметы, указывающие на то, что в доме жила женщина? Косметику, забытые женские вещи? Почему вы так уверены, что это была именно женщина?

Светлана усмехнулась, вид у нее был победоносный:

– Знаете, конечно, можно замести все следы.

И вещи прибрать, и ни одной своей булавки не забыть. Бывают такие аккуратистки, все чистенько за собой подметают. Но все равно что-то забывают.

Например, эта наволочку сменить забыла.

И, встретив изумленный взгляд следователя, женщина пояснила, что девятнадцатого вечером перестилала постель, на которой умерла Лариса. Кто же будет спать на этом белье после покойницы?!

И, снимая наволочку с подушки, она сразу почувствовала запах чужих духов. Очень сладкие и крепкие, наволочка пропахла ими насквозь.

– Где эта наволочка? – оживился следователь.

Наконец-то он услышал что-то конкретное. Звук открывшейся форточки, запертый кабинет, три дня без прислуги – все это не прямые улики, их можно повернуть как угодно.

И женщина, невероятно гордясь собой, встала, открыла шкаф и достала с нижней полки узел с грязным бельем.

– Вот! – Она бросила белье на пол перед следователем. – Тут вся смена, на которой умерла Лариса Николаевна.

Следователь извлек наволочку и, даже не поднося ее к лицу, почувствовал этот сладкий, густой, очень навязчивый запах. На ткани осталось много черных волос, и это было неудивительно – Лариса металась в агонии.

– У нее точно не было таких духов?

И Светлана сказала, что уж в этом она готова поклясться чем угодно, даже здоровьем своих детей.

Лариса Николаевна любила совсем другие духи, ничуть не похожие на эти. Особенно ей нравились запахи зеленой травы и малины. Она как-то сказала, что они напоминают ей лучшее время ее жизни.

А вот какое, не уточнила.

Глава 18

– Алло? – В трубке неожиданно ясно и чисто раздался юный голос. – Алло, бабушка, это ты?

– Зоенька, здравствуй, – торопливо прокричала женщина. Она никогда раньше не звонила в Кельн, хотя телефон Вики у нее был. – Позови маму!

– А мамы нет, – удивленно ответила девочка. – Алло, бабушка, что случилось?

– А папа дома?

Роман оказался на месте. Теща застала его только потому, что не приняла во внимание разницу во времени между Кельном и Москвой. В Москве было одиннадцать утра, в Кельне – девять. Роман еще не ушел в университет.

– Марина Павловна, здравствуйте. – Он попытался перекричать тещу, но тут же понял, что это не удастся. С великим трудом он убедил ее говорить тише – связь прекрасная. И только тут разобрал, что женщина чем-то очень встревожена. – Что у вас случилось? – забеспокоился он. – Вика уже вылетела? Ей лучше? А как вы себя чувствуете? Мы за вас переживали.

– Что? – замороченно ответила та. – Ах, Рома, неужели и Вика заболела? У нас и без того такие нехорошие новости…

Он уже ничего не понимал. Жена уехала в Москву двадцать пятого октября, сообщив, что мать прислала ей тревожное письмо. Кажется, она больна, есть серьезное подозрение на рак. Вика перецеловала детей, взяла почти все деньги – на возможную операцию и лечение. Просила не звонить родителям, сказала, что это только заострит их внимание на болезни. Зато регулярно звонила сама. Говорила, что мать проходит обследование, у нее берут сложные анализы, ее присутствие здесь необходимо. Передавала приветы от сестры, тестя, тещи. Наконец позвонила и сообщила, что восемнадцатого улетает, пусть ее не встречают, она прилетит поздно ночью.

А вечером вместо Вики – еще один телефонный звонок. Обследование дало неоднозначные результаты, нужно задержаться еще на несколько дней для полной ясности. Кроме того, она сослалась на то, что отвыкла от московской погоды, простудилась и у нее высокая температура. Так или иначе, сейчас она лететь не может.

Роман не возражал против того, чтобы она задержалась еще на несколько дней. Его беспокоило только то, что Вика выматывается, забросила собственное здоровье, пока следила за чужим… А кроме того, из-за всех этих треволнений сдала билет в последний день, а значит, потеряла слишком большую сумму. Он вообще был скуповат и по собственной инициативе никогда в Москву не звонил.

Так что жена могла не просить его об этом специально. Но теперь, слушая чепуху, которую несла теща, Роман решил, что, наверное, звонить все-таки стоило. Мало ли что говорила Вика по телефону! А вдруг правда куда суровее? Вдруг теща от всех этих бед сошла с ума?

– Марина Павловна, как вы себя чувствуете? – приветливо спросил он. – Обследование прошли?

Какие результаты?

– Я тебя не, понимаю, – резко ответила та. – При чем тут обследование? Я здорова, а вот муж приболел после всего этого…

Роман не знал, что на это ответить. Он чувствовал себя круглым идиотом и, кроме того, видел, что опаздывает к началу лекции.

– Марина Павловна, что-то у нас не вяжется, – мягко и убедительно начал он. – Я, конечно, очень рад вас слышать, только чего-то не понимаю. Вы здоровы? Это Николай Евгеньевич проходил обследование?

– Да ничего он не проходил, Лариса умерла! – крикнула женщина, уже в ярости. Она всегда считала своего зятя человеком умным, гордилась им – еще бы, кандидат наук! А тут она впервые подумала, что лишнее образование тоже может повредить.

– Лариса?! – в ужасе воскликнул Роман. Такого известия он явно не ожидал. – Так это она болела?! Простите, я уже ничего не понимаю! А Вика где? Она-то здорова? Простите, не знаю, что говорю, примите мои соболезнования…

Но тут женщина, собрав все свое благоразумие, внятно и доходчиво объяснила, что Лариса была совершенно здорова и умерла не от болезни, а от яда. Отравилась она или ее отравили – неизвестно. Следствие еще не закончено, А вот что он плетет про Вику, она вообще не понимает. Почему он ее спрашивает, как себя чувствует Вика? Наверное, ему лучше знать! А она ничего не знает, они же экономят на звонках, а она должна выкладывать бешеные деньги за переговоры! И это из своей мизерной пенсии!

Роман диким взглядом смотрел на Зою и Артура. Те настолько заинтересовались папиной беседой, что бросили завтрак и выстроились перед отцом с приоткрытыми ртами. Зоя жевала банан и делала отцу знаки: «Дай мне трубку!» Она больше всех скучала по бабушке.

– Идите отсюда, – неожиданно грубо заявил Роман. – Нет, это я не вам, Марина Павловна. Дети мешают. Да, здоровы, учатся, привет вам большой.

Так я вас правильно понял – Лариса умерла?